Алексей Бережков
Константин Еловский
НЬЮ-ЙОРК

Марла с родителями — Марком и Лорой и младшим братом Зейном живет в небольшом, захолустном по нашим представлениям городке Бингэмтон, штат Нью-Йорк. Он находится примерно на полпути от Нью-Йорка до Ниагары, так что дороги туда ведут отменные. Когда-то, особенно во время Второй мировой войны, город процветал: здесь производились боеприпасы и сигары. Сегодня Бингэмтон пытается выбраться из полосы экономического застоя.
Одно из крупнейших предприятий города — завод компании по производству легких американских закусок «Фрито-Лэй», который выпускает, в частности, знаменитые на весь мир картофельные чипсы «Лэйс». Как раз на этом заводе менеджером ночной смены работает отец Марлы. Ее мать — сотрудница в офисе местного зубного врача, ведает всей секретарской работой, а также закупками необходимых для дантиста материалов.

Марк и Лора женаты уже шесть лет. Сам Марк вырос в Бингэмтоне, однако много лет скитался по стране в поисках работы и счастья. Когда родились дети, чета Олмстедов перебралась на родину Марка, где у них много друзей. Об этом он рассказывал нам в художественной галерее Энтони Брунелли, которая расположилась на первых этажах трехэтажного дома в центре города. Именно в этой галерее, а не у себя дома Олмстеды предпочитают принимать многочисленных журналистов, совершающих паломничество в Бингэмтон после того, как сообщения о вундеркинде Марле появились на страницах газет и обошли буквально весь свет. Кстати, Энтони знаком с Марком с дошкольного возраста.
Марк извинился перед нами, что Лора с Марлой задерживаются: какие-то там у них дела в детском саду. Он попросил: не надо особенно настойчиво проявлять внимание к девочке. И тут же предупредил, что давать интервью она не будет.

— Марла начала рисовать как раз перед ее вторым днем рождения, хорошо помню этот момент, — сказал Марк и признался, что сам он — художник-любитель и в свободное время иногда сидит перед холстом. — В один прекрасный день дочка просто одолела меня: дай порисовать. Я разрешил ей и дал краски и плотную бумагу. Нам с женой понравилось то, что у нее получилось, хотя мы не могли понять, насколько это хорошо с художественной точки зрения.
Родители поощряли стремление Марлы к рисованию, хотя прошло много времени, прежде чем ее подвели к холсту. Несмотря на то, что Марла была еще в подгузнике, она уже так лихо обращалась с красками и пользовалась столь необычными способами письма, что маленький подрамник оказался мал для нее. Родителям пришлось выделить ей кухонный стол, и она рисовала на нем, лила краски, размазывала их руками. Однако в результате получались действительно интересные картины.

Друг семьи Энди, хозяин кафе по-соседству, увидев одну из них, предложил вывесить ее в своем заведении. Примерно в октябре 2003 года кто-то спросил, кто автор картины и сколько она стоит. Энди обратился к Лоре. Она не знала, что сказать, так как супруги никогда не думали над этим и не могли представить, что это вообще может что-нибудь стоить. Лора просто так ответила: 250 долларов. Она была уверена, что никто не купит картину даже за эти деньги, когда станет известно, что ее нарисовала девочка трех лет от роду.
Полотно ушло в течение часа.

А потом пошло-поехало. Тот человек, что купил картину, рассказал своим друзьям, а те в свою очередь поведали эту историю другим. К тому времени в доме Олмстедов было уже несколько новых полотен, и Энди настойчиво предлагал им найти дилера, который представлял бы Марлу. Однако вскоре хозяин местной галереи сам вышел на них: оказалось, что покупатель первой картины девочки показывал полотно Энтони Брунелли.
— Картина сразу поразила меня, — вспоминает Энтони, — а ее владелец сказал: это произведение местного художника, которого, возможно, ты захочешь представлять. Я сразу начал расспрашивать о нем, где он выставляется, как его найти. И только тогда мой знакомый сказал: тебе, видимо, придется связаться с родителями художника, так как это девочка, которой всего три года. Я не мог поверить в это, то есть в то, что это создано рукой трехлетнего ребенка.

Излишне говорить, что Энтони Брунелли сразу предложил для картин Марлы свою галерею, которую открыл всего годом раньше. Первая выставка в августе имела огромный успех. Как раз после этого журналисты начали осаждать Олмстедов. Статьи о Марле появились в «Нью-Йорк таймс», английской «Обсервер», журналах «Тайм» и «Артс энд антикс», немецком «Бильде», итальянском «Оджи»... Посыпались звонки с приглашением выступить в программах Эн-би-си, Си-би-эс. А это в Америке говорит о многом.
Но помимо восторгов есть и негативные отклики. Некоторые считают, что родители оказывают давление на дочь, лишая ее детства. Высказывается также мнение, что они заранее все рассчитали и «выдавливают» из нее по картине в неделю в корыстных целях.

— Мы знакомы с такой точкой зрения, и нам не нравится, когда так говорят, — говорит Марк. — На самом деле мы живем полной жизнью. Марла любит бросать бейсбольный мяч, возиться со своим младшим братом. И она очень любит рисовать. Мы ее к этому не подталкиваем: она рисует, когда захочет и сколько захочет. Я не имею никакого контроля над ее творческим процессом. Мне бы очень этого хотелось, но что поделаешь. Моя работа — убирать за ней, когда она закончит рисовать, а также держать подальше от «творческой кухни» ее младшего брата. Учтите, Марла использует различную технику письма: она пользуется не только кистями и спатулами, но также своими пальцами. А еще любит поливать краской холст, используя при этом бутылочки из-под кетчупа или горчицы.

Наш разговор прервали звонкие детские голоса и топот ног. В отдельный небольшой зал галереи на втором этаже, где по стенам были развешаны шесть полотен Марлы, вбежал ее трехлетний брат, а за ним и сама автор в нарядных белых колготках, черных туфельках, клетчатой зеленой юбке и розовой стеганой куртке. Мама Марлы и ее подруга — жена Энтони Брунелли скромно встали у стены, а дети начали попросту резвиться: визжали, залезали на своего папу, который сразу уселся на полу. Так продолжалось минут 10 —15. Мы восприняли это как перерыв в интервью, так как о чем-либо спросить или поговорить было просто невозможно. Потом женщины взяли детей на руки и унесли их в жилые комнаты, которые расположены этажом выше. Интервью можно было продолжать. Заинтересовала финансовая сторона творчества Марлы.

— Марла берется за кисти и краски в среднем три раза в неделю и работает по часу — два, обычно по утрам, — сказал Марк (Нам показалось, что он был откровенен, говоря на эту в общем-то щекотливую тему). — На одну картину таким образом уходит примерно неделя. Но все зависит от настроения Марлы: она сама определяет, когда работа закончена. По этой причине некоторые картины мы не хотим отдавать — ждем, когда Марла решит завершить их. Моя жена вообще не хотела бы их продавать, но, если честно, то у нас просто нет места, где их хранить. Марла своим работам даже многие названия начала давать сама. Среди них есть простые и не очень: «Сны утки», «Перо», «Спрятавшийся поросенок», «Укус комара», «Зейн» — в честь своего брата.

Отец Марлы убежден, что для нее писать картины — это потрясающая возможность заработать деньги на учебу в колледже, хотя она этого, конечно, не подозревает. Марла не отдает себе отчета в том, что занимается серьезным творчеством: она делает то, что ей нравится.
— Сейчас мы не думаем отдать ее в художественную школу: Марла настолько мала, что мы не хотим вмешиваться в то, что она делает, — продолжил Марк. — Для нее писать картины — это естественное, чистое и прекрасное занятие, которое доставляет ей удовольствие. Мы же, со своей стороны, занимаемся тем, что обеспечиваем ее будущее. Все началось с 250 долларов, а сейчас у нас уже есть список картин, которые мы продаем. Цены колеблются от 12 до 24 тысяч долларов. (Примечание авторов: в среднем стоимость холста современного автора на художественном рынке Манхэттена составляет 7—9 тысяч долларов). Мы понимаем, что это достаточно дорого. Но все эти деньги откладываются на предстоящее обучение Марлы в колледже. Думаю, что уже очень скоро нужная сумма будет набрана. Фактически это инвестиции в ее будущее, так как в колледж она пойдет еще лет через четырнадцать. Мы уже думаем о ее пенсионных отчислениях: приходится заботиться и об этом. В целом же на сегодняшний день продано примерно 40 картин Марлы. У нас в доме находятся четыре ее полотна. За них нам предлагали действительно большие деньги, но нам они нравятся, и мы хотим сохранить у себя что-то из ее творчества.
Мама Марлы звучала менее прозаически и более по-женски:
— Мне трудно думать о моем ребенке как о вундеркинде. Я отношусь к ней как к другим мальчикам и девочкам ее возраста, которые любят заниматься чем-то одним больше, чем другим. Для меня, как матери, очень тяжело свыкнуться с мыслью, что Марла не такая, как все. Я стараюсь, чтобы рисование доставляло ей удовольствие, и не пытаюсь думать об одаренности и других подобных понятиях. Если Марла будет продолжать любить это занятие так, как сегодня, то, я надеюсь, что она всегда будет рисовать. Это прекрасный способ самовыражения для нее. Она очень тихая девочка, не любит много говорить о том, что чувствует, думает. Поэтому мне кажется, что все это находит выражение в том, что она рисует.

Энтони Брунелли, достаточно изучивший творчество Марлы и ее характер, согласен с Лорой:
— Я наблюдаю за Марлой уже больше года и вижу, какой прогресс в ее творчестве. Она учится, изучает мир. Картины с каждым разом становятся все более сложными. Марла стала придавать больше внимания мелким деталям. Я вижу, что Марла действительно любит рисовать. Если вы спросите мое мнение, то скажу, что она продолжит это занятие и будет расти как художник в творческом смысле. Для нее это способ самовыражения. Она застенчивая девочка. Ей действительно надо очень хорошо узнать человека, прежде чем она вообще заговорит с ним. Поэтому мне кажется, что своими картинами она как бы кричит: «Мир, посмотри на меня!» А прямого общения с людьми она избегает. Она рисует, а вы смотрите на ее картины — вот так происходит общение. В Марле я узнаю себя. Ведь я тоже начал рисовать в четыре года и уже тогда видел себя художником. Мне кажется, я понимаю, через что ей предстоит пройти. Правда, на меня пресса не обращала тогда такого внимания, как сейчас на Марлу.

Энтони признался, что он не специалист в абстрактной живописи. Более того, он профессиональный художник, который работает в стиле фотореализма. Тем не менее он попытался дать ответ на вопрос, в чем же состоит одаренность, а, возможно, и гениальность Марлы.
— Я оканчивал художественное училище и могу сказать, что с точки зрения композиции, дизайна у Марлы есть огромные задатки. Думаю, ее гениальность в том, как она использует цвет. Играть с цветом — это, на мой взгляд, самое трудное для художника. Если ребенок берет базовые краски и начинает их смешивать, то у него обычно получается грязь. У Марлы выходят восхитительные цвета, и это сразу бросается в глаза. Однако самое главное, наверное, состоит в том, что у Марлы есть своя сложная, но все же детская жизнь. Богатство этой жизни она обнаружила для себя очень рано. Многие художники изучают и пытаются проникнуть в тайну детства до своей старости, но так и не могут разгадать ее. Взрослым трудно это, так как они давно вышли из детского возраста и подверглись различным влияниям. На Марлу никто не может сейчас оказать влияния, подсказать, как нужно обращаться с кистями, как надо накладывать на холст краски. Для нее, например, то, что нам может показаться ошибкой, на самом деле ошибкой не является. Это часть процесса, она ищет и находит ответы. Некоторые критики говорят, что так может рисовать любой четырехлетний ребенок. Но, посмотрев на картины Марлы, вы поймете смехотворность этих заявлений.
Интервью с Энтони практически уже заканчивалось, когда в комнату вошел Марк за руку с Марлой. Он подвел ее к одной картине и стал шепотом что-то говорить. Потом отец дал дочери, как нам показалось, большой белый фломастер, и она начала старательно выводить им в нижнем правом углу висящего на стене холста по-детски корявым почерком: «МАЯLA». Причем английская R в зеркальном отражении. Оказывается, эта подпись — ее фирменный знак, который показывает помимо прочего, что картина окончена и ее можно продавать. Марк подвел девочку к другой картине и опять что-то зашептал. Но она отрицательно покачала головой. Отец обернулся, развел руками и сокрушительно вздохнул. Марла продолжала стоять у картины спиной к нам, а потом, ни слова не говоря и не попрощавшись, тихо вышла из комнаты.

Дайте детям шанс

Марла Олмстед — действительно уникальный ребенок. После того, как к ней неожиданно пришла всемирная известность, «Нью-Йорк таймс» задалась вопросами: может быть, другие дети способны на то же самое, и что будет, если ее сверстникам вместо привычных им карандашей и бумаги дать, как Марле, кисти, краски и холсты? И в поисках ответа провела широкий эксперимент с детьми Нью-Йорка. Вывод из него газета слелала такой: «Соперников, которые могут претендовать на место Марлы в художественных галереях, пока нет». Никто не смог даже приблизиться к уровню юного дарования.
Но творческий потенциал есть у многих детей. Профессор психологии Нью-Йоркского городского университета Уильям Крейн говорит: «Мы можем считать Марлу исключительным случаем, гением, но я думаю, что важнее то, что она — представитель всех детей, у которых есть эта искра божья. Мы просто не даем им шанса».
Иллюстрацией к словам нью-йоркского профессора может служить история, рассказанная нашим оренбургским корреспондентом Алексеем Михалкиным.

Дети приходят в этот мир нагими. Незащищенными и беспомощными. Но что-то такое они о нем уже знают. О чем взрослые не догадываются. А может быть, просто успели забыть, взрослея? И то собственное окно в мир очень быстро затягивается облаками забот и закрывается шторами обстоятельств.
Но ведь бывает и так, что самые близкие люди успевают, скорее по наитию, увидеть лучик, идущий от ребенка. Лучик надежды быть понятым. Ведь все наши дети, несомненно, талантливы. Нужно только это успеть заметить и не погасить. Нужно просто быть рядом и поймать миг счастливого взаимопонимания.
Первые свои цветные линии на листе бумаги Ярослав Ясаков провел, когда ему было всего... полтора месяца! И стал этот поистине незаурядный факт результатом самой заурядной ситуации: желанный ребенок предпринимателя Олега и владетельницы популярного в Оренбурге художественного салона «Золотое кольцо» Татьяны Ясаковых, как и миллионы других младенцев, предпочитал бодрствовать по ночам. А счастливые родители предпочитали спать.
Выход из печально знакомой многим ситуации был найден совершенно неожиданный. И нашла его Татьяна. Реализовать ее проект помогли добрые старые погремушки еще советского производства (читатель, выросший до 90-х годов, представляет, какими были эти пластмассовые, гремящие сферы). В погремушки вмонтировали цветные фломастеры и дали их младенцу вместе с бумагой. Ярослав делал несколько штрихов и засыпал.

Радость и ощущение счастья были написаны на его лице. А листочки складывались, и к трехмесячному возрасту их в «архивах» Ярослава Ясакова набралось уже почти полсотни. Тогда и родилась у кого-то из друзей еще одна совершенно неожиданная идея — организовать... выставку. В Оренбурге, где, если вы еще не забыли, есть салон «Золотое кольцо».
Выставку восприняли неоднозначно. С восторгом, умилением, удивлением, скепсисом, недоверием, откровенной завистью. Но об этом, к счастью, ничего не знал автор.
А Татьяна решила штурмовать «небо» и сумела договориться о выставке в самом Центральном доме художника. В Москве. Она состоялась в сентябре 2002 года. Назвали ту экспозицию: «Краски счастья — мир без границ». Ярославу было десять месяцев.
Москва с интересом отнеслась к увиденному. Маэстро Никас Сафронов на полном серьезе черкнул автограф «Моему коллеге Ярославу в знак восхищения».

Когда Ярослав дорос почти до года, на семейном совете возник вопрос: «А что, красками попробовать слабо?» Так рядом с мальчиком появились краски и кисточки. Доступные всегда, в любое время дня и ночи. Хотя в однокомнатной квартире, где тогда жила семья Ясаковых вопреки своему «предпринимательскому статусу», было тесно от мебели, стеллажей с игрушками, инвентаря художника.
Выход нашли друзья. Один из них, уезжая в длительную командировку, уступил под мастерскую свою однокомнатную квартиру. Ясаковы воспользовались подарком обстоятельств, украсили потолки гирляндами разноцветных шаров и дали простор творчеству Ярослава.
В то время в его распоряжении появились не только листы бумаги, но и деревянные яйца и матрешки, которые он с удовольствием начал расписывать. Матрешки, кстати сказать, и сегодня самый любимый материал мастера, может быть потому, что их удобно держать в руке, орудуя кисточкой, зажатой в другой.
Впрочем, нет. Самых любимых материалов два. Второй — это поистине волшебный шкаф из восемнадцатого века. Белые его бока надолго притянули к себе Ярослава. Из подручных средств, табуреток, стремянок он выстраивал себе «леса» и расписывал, черпал фантазию, как уверяет мама, из домашней видеотеки. В ней собраны около трехсот мультфильмов, где добро всегда побеждает зло.
Татьяна Ясакова, которая десять лет назад с отличием окончила Оренбургское художественное училище, сожалеет, что сегодня там не осталось преподавателей, которые могли бы вести курс традиционной русской росписи. На место традиции, уникальности приходит стандартизация. Противостоять этому и пытается хозяйка «Золотого кольца», организуя выставки прикладного искусства, предоставляя свою площадку самобытным художникам.

В свое время Татьяна Ясакова прошла достаточно жесткий отбор по программе «Бизнес для России» и вот наконец отправилась в США на учебу. Отправилась, прочитав к этому времени книгу француженки Сесиль Лупан «Поверь в свое дитя», где упоминался Институт развития человека Джаннет и Глена Домана в Филадельфии.
И неожиданно для Татьяны на практику она попала именно в Филадельфию. А жила в американской семье, в десяти минутах езды от института. Конечно же, при первой возможности она поехала на встречу с директором и его ближайшими сотрудниками.
В беседах с ними нашло подтверждение многое из того, до чего сама дошла Татьяна как мама художника. Система воспитания детей через раскрытие их талантов не универсальна. Каждый опыт уникален и может быть востребован, если ты ведешь себя со своим малышом на равных, пытаешься не «исправить» его мир под себя, а построить общий мир, удобный для ребенка.
Пока Татьяна Николаевна училась в Америке, малыш оставался с няней. Когда вернулась, удивилась порядку. Все вещи на местах. Никаких перемазанных красками листов, стен. А Ярослав от такого порядка загрустил. Депрессия не депрессия, но маме он пожаловался на понятном лишь им двоим языке, что его лишили возможности рисовать...

Пересказывать сюжет картины — дело неблагодарное. Пересказывать содержание картины ребенка — неблагодарное вдвойне. Но в сплетении этих разноцветных линий есть свой смысл, есть тайна. Их можно толковать на свой лад. В некоторых работах Татьяна Ясакова увидела отражение вполне реальных вещей: букета на столе, курочки и петуха — сцены из мультфильма. Ведь ребенок о чем-то думает, нанося краски на бумагу, картон, холст. Ему предлагают материал, а он выбирает. Например, шкаф.
Меньше всего хочется представить Ярослава этаким гением, рука которого не выпускает кисти, а глаза только и ищут ровную поверхность, чтобы запечатлеть на ней свою творческую мысль. Он обыкновенный, живой, шустрый мальчишка. Очень быстро научился читать. С помощью мамы «перебрал» десяток увлечений: от танцев до дизайна и ко всем охладел.
Сейчас у него новый этап, пиратский. Детская переоборудована под палубу корабля, где он и капитан, и шкипер, и матрос. Профессиональные подробности подсмотрены в мультфильмах.

В чем философский смысл истории самого юного художника земли (помните, первые работы выполнены в полтора месяца)? Наверное, в том, что мы ответственны за наших детей. И только родителям дан шанс застать их такими, какими они приходят в мир. Нагими, незащищенными, наполненными какими-то чудесными качествами. Не успели разглядеть — закроется это окно в мир. И они станут нашими обычными, от того не менее любимыми детьми. Но чуда не будет. Может быть, уже никогда.
Сегодня картины Ярослава Ясакова, которому исполнилось 1 ноября три года, висят в Оренбургском областном краеведческом музее. Выставка была осенью, но работники музея попросили их не забирать. Дело, наверное, в настроении, исходящем от этих работ. Краски счастья, разноцветные линии, точки, мазки. Ребенок щедро делится тем, что увидел, и верит, что взрослые его поймут.

Источник: http://Журнал "ЭХО ПЛАНЕТЫ" 1-13 января 2005