Мы стояли на крыльце здания районного суда. Дело сделано, мы больше не муж и жена. - Ну, пока, - сказала я. - Пока, - ответил Андрей. Мы продолжали стоять на крыльце. - Первого сентября придешь к Сереже на линейку? - Обязательно, если не уеду в командировку. Сама понимаешь, работа такая. - Ну, ладно, я пойду, пока. - Может подвезти? – предложил бывший супруг. - Нет, я пройдусь, прогуляюсь. - Ага. Ну, пока. Я позвоню. - Хорошо. Наконец-то мы спустились с крыльца и разошлись в разные стороны. Андрей направился на стоянку, сейчас помчится к своей драгоценнейшей Юлечке, блондинке с ногами от коренных зубов и мозгами Барби, а я пошла просто гулять. Да и что мне делать дома? Сын у бабушки на даче, дома никого нет. Остается только ходить по квартире, как тигр в клетке, или беседовать с попугаем. Лучше пройтись по городу. Я шла по центральной улице, заходила в магазины, мерила какие-то тряпочки и туфельки. Но все это было без радости, без удовольствия, без желания. Как-то машинально. Я хотела уже идти домой, как увидела парикмахерскую. Самую дорогую и претенциозную парикмахерскую нашего провинциального городка. Сразу вспомнилась поговорка: «Чтобы изменить жизнь, женщине достаточно поменять мужа, работу или прическу», и я решительно открыла входную дверь. Вошла в парикмахерскую я длинноволосой шатенкой, а вышла пепельной блондинкой с коротким ассиметричным каре. Я видела свое отражение в витринах и не узнавала его, я ловила заинтересованные мужские взгляды, я безумно нравилась самой себе, и даже астрономическая сумма, оставленная мною в парикмахерской, не могла испортить мое прекрасное настроение. Смешно, но мой бывший супруг был просто помешан на блондинках. Он несколько раз, как бы невзначай, спрашивал меня, не хочу ли я осветлить волосы. Я всегда отшучивалась и отказывалась, поскольку мой «родной цвет» меня полностью устраивал, а теперь вот мужа нет, а я – блондинка. Такой вот поворот сюжета. Я еще немного побродила по городу, съела мороженое и отправилась домой. Дома, чтобы хоть чем-то занять себя, я затеяла разборку своего письменного стола. Включив музыку и подпевая группе «Иван Купала», методично сортировала бумажки: чеки из магазинов столетней давности, просроченные гарантийные талоны, праздничные открытки, инструкции по использованию фенов, щипцов, телефонов и прочую дребедень, которую давно надо было выкинуть, да руки не доходили. Неожиданно среди этого хлама мне попался профсоюзный билет Андрея. Надо же, и профсоюзов давно уже нет, а билет сохранился. Как он тут оказался? Я открыла книжечку и не сдержала улыбки. На фотографии в билете Андрею лет шестнадцать. Пышные кудри под битлов (а под кудрями ухи-лопоухи, я-то знаю!), серьезный хмурый взгляд и чуть пухловатые губы. Наверное, очень нежные и мягкие. Когда мы с ним встретились, у него уже не было таких губ. Они стали жестче, тоньше и всегда были чуть презрительно поджаты. - Вот поцеловать бы их еще такими, - мелькнула шальная мысль. Черт! Что за ерунда лезет в голову! Я отшвырнула билет, и красная книжица улетела куда-то под диван. Настроение испортилось. Я отложила все бумажки в сторону и вышла на балкон покурить. Погода изменилась. Поднялся сильный ветер, и с северо-запада наползала, сверкая и громыхая, огромная темно-серая туча с желтым подбрюшьем. В далеком детстве я прочитала в каком-то журнале, кажется в «Вокруг света», статью о молниях, их природе, разновидностях и разных таинственных и необъяснимых случаях с ними связанных. Особенно потрясли меня шаровые молнии. С тех пор я панически их боялась, закрывала в грозу все окна, выключала телевизор и ни за что не выходила из дома в такую погоду, ругая сама себя за глупость. Но сегодня стояла на балконе, курила и с удовольствием смотрела на надвигающуюся тучу. Гроза удалась на славу. Лило, громыхало и сверкало просто потрясающе. Я боялась и восторгалась одновременно. Мне казалось, что с этой грозой уходят мои слезы, моя боль, мои неудачи. Хотелось, чтобы сверкнуло поярче и громыхнуло посильнее. И тут я увидела ЕЕ. Шаровую молнию. Мой детский кошмар. Это был шарик размером с грецкий орех, сияющий и сверкающий, он висел в воздухе напротив меня. Я застыла, боясь пошевельнуться, а потом, наверное, у меня произошло замыкание в мозгах, потому что я сказала молнии : - Кыш, кыш отсюда!- и махнула рукой, словно отгоняя надоедливую муху. Светящемуся шарику, видимо, не понравилось такое обращение, он зашипел и начал медленно удаляться. Только я хотела вздохнуть с облегчением, как вспыхнул яркий свет, раздался оглушительный треск и все... Когда я очнулась, то не могла понять, где я нахожусь, потому что никогда раньше не видела свой балкон из положения “лежа на полу”. Безумно болел левый висок. Я кое-как встала, дошла до дивана, упала на него ничком и закрыла глаза. Сколько я так пролежала - не знаю. Боль немного утихла, я села и попыталась собраться с мыслями, вспомнить что же случилось. Я стояла на балконе, курила, началась гроза… Ох! Меня ударило шаровой молнией! Вот так фокус! Я посмотрела на балкон, но никаких разрушений не заметила. Ну и Бог с ними, с разрушениями. Сейчас приму таблетку, полежу, а уж потом посмотрю повнимательнее, что там. Я босиком (шлепанцы остались на балконе) подошла к серванту, достала аптечку - большую коробку из-под овсяного печенья. Странно, ни баралгина, ни нурофена, один аспирин и анальгин. Куда же они пропали? Я ведь недавно покупала… У меня не было сил искать внезапно пропавшие лекарства, настолько сильно болел висок. Взяв две таблетки анальгина и держась рукой за стену, я поплелась на кухню. Я налила воды в свою любимую чашечку с уточкой, запила таблетки и села на табурет, рассматривая картинку на чашке. Нарисованная уточка была в кокетливой шляпке, на шее бант, в руке, то есть крыле, она держала торт с розочками. Помню, я так плакала, когда эта чашечка разбилась. Однажды она просто развалилась у меня в руках на две половинки, прямо вот по этой трещинке. Я погладила трещинку пальцем. СТОП!!!!!! Какая трещинка?!!! Какая чашечка?!!! Она же разбилась, когда мне было 12 лет!!!! И ее выкинули в мусорное ведро, несмотря на все мои рыдания!!! Я сошла с ума… какая досада… Я осторожно поставила чашечку на стол и огляделась. Мама дорогая! Это моя кухня, но такой она была лет двадцать тому назад. Когда еще была жива бабушка. Она жила в этой квартире, и я прибегала к ней после школы. Она кормила меня обедом, а я капризничала, отказываясь от супа и требуя оладушки. Потом, когда бабуля совсем состарилась, настала моя очередь ухаживать за ней и печь блинчики. После ее смерти мы сдавали квартиру, а когда я вышла замуж, то мы с супругом перебрались сюда жить, предварительно сделав грандиозный ремонт. На стене кухни висел отрывной календарь – бабушка очень любила каждое утро оторвать листочек и прочитать за чаем. Это был своего рода ритуал. Да, кстати, какое сегодня число? Так. 8 августа 1981 года. Очень хорошо. А с утра было 8 августа 2000 года. Просто замечательно. Интересно, мои галлюцинации распространяются на то, что за окном? Я подошла к окну. Да уж… Сегодня утром окружающий пейзаж выглядел иначе! А сейчас березы под окном доросли всего лишь до уровня четвертого этажа, а вовсе не выше крыши, на магазине вывеска “Гастроном № 13”, а вовсе не “Суперминимаркет “Рио””, на углу киоск с мороженым, а вовсе не два коммерческих ларька. И никаких следов дождя. На площадке у гастронома стоит бочка с квасом и длиннющая очередь, а от нее к дому с бидончиком кваса идет бабушка. О, Боже! Только бы она меня здесь не застала! Я метнулась к двери и чуть было не убежала из квартиры босиком. Схватив в коридоре какие-то старые полукеды, я выскочила на лестничную площадку, аккуратно прикрыв за собой дверь. Быстро поднявшись этажом выше, я села на ступеньку и затаилась.. Я слышала, как бабушка подошла к квартире, как открыла дверь, но высунуться и посмотреть у меня не хватило духу. Я обулась и быстренько спустилась вниз. Ох, похоже, что это не глюки, а я действительно каким-то образом улетела на девятнадцать лет назад. У подъезда сидели старушки и беседовали. Увидев меня, они сразу замолчали, но стоило мне пройти мимо, как за спиной раздалось противное шушуканье: меня обсуждали. Еще бы, поговорить было о чем. Восемьдесят первый год, тихий городок, и тут такая дамочка: белые джинсы в обтяжку, ярко-бирюзовая кофточка с большим вырезом, ассиметричное каре... и старые коричневые полукеды с красными резиновыми нашлепками на носах. Разговоров дня на два, да кто такая, да к кому приходила, да эта молодежь весь стыд потеряла... Я хотела повернуться и показать им язык, но воспитание не позволило. Я дошла до ближайшего скверика и села на скамеечку. Нудно, тупо ныл левый висок. Мимо меня пробежали несколько мальчишек. У одного из них что-то, звякнув, выпало из кармана. Он остановился, нагнулся, разыскивая потерю. - Алпат! Ну ты где? Быстрее давай! - окликнули его товарищи. Он огорченно махнул рукой и побежал за ними. Надо же! Алпат! Это же Генка Алпатов! В него были влюблены все девчонки во дворе, в том числе и я. Ну, нельзя было не влюбиться в этого высокого спортивного симпатичного брюнета! И разумеется он “ходил“ с самой симпатичной девчонкой, Анькой Бессоновой. Потом она от него залетит и ему придется срочно на ней жениться. А в середине девяностых он прогорит с бизнесом, будет долго прятаться от бандюков, а потом их посадят, Анька от него уйдет, а он сопьется. Что же он сейчас потерял? Я посмотрела на асфальт и увидела пятнадцать копеек, откатившиеся к ножке скамейки. Да, обидная потеря по тем временам! Это же порция мороженого. Кстати, о мороженом… Я подобрала денежку и отправилась к киоску. Я шла по улице и ела мороженое (в картонном стаканчике, фруктово-ягодное, за десять копеек, с деревянной шершавой палочкой) и вдруг подумала: - Интересно, а сколько сейчас лет Андрею? По расчетам получалось шестнадцать. Мне ужасно захотелось на него посмотреть, и я отправилась на соседнюю улицу. Битый час я слонялась около его дома, но так Андрея и не встретила, зато издалека видела, как его матушка собачилась с какой тетенькой. Свекровушка, как обычно, вышла из ругани победительницей и гордо прошествовала мимо меня, бросив уничтожающий взгляд на мои джинсы. Андрея нигде не было видно. Мне надоело торчать у их дома, и я пошла в близлежащий парк. Я сидела на скамеечке в парке и наслаждалась прекрасным летним вечером. Тут-то я и увидела своего будущего мужа. Нет, бывшего. Ну, моего бывшего мужа, который в данный момент времени был еще будущим мужем. “Битловская” прическа, скрывающая “ухи-лопоухи”, джинсовый батник в обтяжку и клеши. Я просто совершенно неприлично уставилась на парнишку и не смогла сдержать улыбку. Он заметил это безобразие, сердито глянул на меня и ускорил шаг. - Молодой человек, - окликнула я его, - вы не могли бы мне помочь? Я подвернула ногу, не доведете ли вы меня до дома? Здесь недалеко... Всю эту чушь я выпалила на одном дыхании, даже не думая, что говорю, но ведь сработало! Он нахмурился, подошел и сказал, стараясь придать голосу басовитость: - Ну что ж, давайте помогу. Андрей дал мне руку, я оперлась на нее, и мы поковыляли. Со стороны это выглядело, наверное, очень смешно, если учесть, что я долго не могла определиться на какую ногу хромать. - Как-то глупо получилось, - “оправдывалась“ я виноватым голосом. - Буквально на ровном месте, раз - и такая боль... - Ничего, ничего, бывает, - отвечал он, хмурясь. Эта дурацкая привычка останется у него на всю жизнь. Он почему-то считал, что нахмуренные брови придают ему солидность: этакий суровый, неулыбчивый, уверенный в себе мужчина. - Давайте немного постоим, сил нет на ногу наступить, - пожаловалась я. Мы остановились. - Как вас зовут? - спросила я, глядя на него в упор. - Андрей. Я смотрела на него и вдруг подумала, насколько же сильно он изменится за девятнадцать лет. “Битловская” прическа превратится в более короткую стрижку, волосы он станет зачесывать назад и откроется лоб с вертикальной морщиной у переносицы (меньше надо хмуриться!), появится седина и довольно много, и сильно изменятся губы. У моего мужа уже не будет таких мягких, чуть пухловатых и каких-то “наивных” губ.. - Что вы так смотрите? - спросил Андрей. Тут в меня вселились чертики и бесики, и я парнишку поцеловала. Но не просто чмокнула в губы. Н-е-е-т. Я вложила в этот поцелуй все что умела, все чему научилась за тридцать лет своей жизни. Ставлю сто против одного, что до этого момента Андрея никто так не целовал! Да и целовал ли вообще? Парнишка вздрогнул, на мгновение мне показалось, что он сейчас оттолкнет меня, но он ответил на мой поцелуй, пусть неумело и робко - это было неважно. Мы обнялись и страстно целовались, не замечая вокруг никого и ничего. Я не знаю, сколько бы это все продолжалось, но прервал нас сердитый окрик, даже не окрик, а возмущеннейший вопль: - Андрей!!! Что это такое?!! Я повернула голову и увидела мать Андрея. - Что это за б….. к тебе прицепилась ?!! - не унималась она. Андрей при первых звуках ее голоса напрягся и замер. Я рассмеялась. - Она еще смеется, дрянь такая, вот сейчас я тебе дам!!! - бушевала будущая «мама Валя» и двинулась к нам с явным намерением заняться рукоприкладством. Женщина она была простая, без затей, получившая суровую жизненную закалку в рабочем пригороде, и я ни капельки не сомневалась, что получу сейчас от нее знатную оплеуху или лишусь как минимум трети своей новой блондинистой прически. Это в мои планы не входило. - Увидимся лет через десять, - сказала я Андрею, повернулась и побежала в глубь парка. Дальнейших семейных разборок я не видела. Я бродила по парку в приподнятом настроении и отправилась домой, когда стало темнеть. И только подойдя к двери квартиры, я вдруг подумала: - А куда я иду??? Внезапно мне стало жутко. Идти-то мне некуда. Весь день я даже не задумывалась о своем положении, гуляла, развлекалась, словно это был управляемый мною сон. Внизу послышались голоса. Мне не хотелось, чтобы меня кто-то видел, и я поднялась повыше, на девятый этаж. Люк на чердак был открыт, я быстро забралась на крышу. Я стояла на крыше, смотрела на вечерний город, и ледяной ужас пришел на смену радостному возбуждению. Я оказалась в другом времени, без документов, без денег. Я непонятно как тут очутилась и непонятно как вернуться назад. Меня колотила крупная дрожь. Стучали зубы. Снова вернулась сильная изматывающая головная боль. Я села на парапет крыши, свесив ноги, и смотрела вниз. Высоты я никогда не боялась. Мысли отсутствовали, страх прошел, осталось тупое безразличие ко всему. Возможно это была защитная реакция психики. Дико болела голова. К дому подъехал милицейский газик. Из него выскочило несколько человек, глянули вверх и скрылись в подъезде. - Наверное, опять Родионов напился и жену бьет. А ведь лет через пять убьет ее вот так по пьяни и сядет в тюрьму, где через пару лет и умрет, – сказала я самой себе. Один милиционер остался внизу и смотрел вверх, прямо на меня. - Интересно, он меня видит на такой высоте в сумерках? – подумала я. – То-то шороху поднимется, если заметят, как я сижу тут, болтая ножками. Я встала и хотела отойти от края крыши. Неожиданно послышался шум, голоса и на крышу вылезло несколько человек. Да это же за мной приехали менты! Наверное, их вызвали бдительные старушки. - Спокойно! – сказал один милиционер. – Не двигайся. Иди сюда. Он поманил меня рукой к себе, продолжая осторожно приближаться. Мне стало смешно. И «не двигайся» и «иди сюда», интересно, как я могу это выполнить? - Не подходите! Стойте!! – неожиданно для самой себя крикнула я. - Стойте!!! Все замерли. Вдруг левый висок пронзила такая резкая боль, что я пошатнулась. - Ничего не бойся, спокойно, иди сюда, - повторил милиционер. Боль была настолько сильной, что я потеряла способность мыслить. Я попятилась, споткнулась и упала с крыши. Я до сих пор помню это восхитительное, упоительное чувство полета. Очнулась я на своем собственном балконе. Голова просто разрывалась на части. Я на четвереньках вползла в комнату и снова отключилась. Когда я пришла в себя, было уже утро. Чувствовала я себя отвратительно. Осмотревшись вокруг, я с радостью убедилась, что нахожусь в квартире образца 2000 года. Я позвонила на работу и отпросилась на три дня, под предлогом пищевого отравления. Два дня я только ела, спала и пила обезболивающие таблетки. К врачу я решила не обращаться. В выходные, когда я уже почти полностью поправилась, приехала мама и привезла Сережу. Навалились дела и заботы, жизнь вернулась в свою колею. Странно, но после этого «возвращения в прошлое» я совершенно спокойно стала воспринимать свой развод, перестала делать из него трагедию и упрекать себя в том, что оказалась неспособна сохранить семью. Прошел год со времени той загадочной истории. Головные боли меня теперь не беспокоят, но я чувствую приближение грозы задолго до того, как появятся тучи или прогремит гром. Перед грозой у меня сильно ноет левый висок. О том, что со мной произошло, я никому не рассказывала: во-первых, не поверят, а во-вторых, возможно, что я просто испугавшись близкого раската грома, неловко оступилась, упала и ударилась головой. А все остальное бред и галлюцинации, вызванные сильным ударом. Единственное, что не укладывается в эту версию: почему когда я очнулась, я была обута в старые полукеды, пропавшие у бабушки почти двадцать лет назад?
Главная 
